В минувший понедельник примеру России и Казахстана, отпустивших свои валюты в свободное плавание, решил последовать Азербайджан. Это обрушило манат, который незамедлительно потерял почти половину своей стоимости по отношению к доллару (и заодно рублю).
За этот год манат обесценился уже второй раз. Первую, предпринятую в феврале 34%-ную девальвацию в республике называли «шоковой», после чего власти и эксперты наперебой заявляли, что впредь такого не повторится. Но нефть упрямо продолжила падение. А у страны, живущей на доходы от экспорта углеводородов, при резком ухудшении конъюнктуры есть, по сути, два выхода из положения: при достаточных золотовалютных резервах пытаться удержать курс нацвалюты к резервным доллару/евро либо позволить ей ослабнуть вслед за снижением цены барреля. Первой стратегии, например, придерживается Саудовская Аравия, и напряжение, с которым власти этого крупнейшего экспортера нефти пытаются защитить саудовский риал, возрастет на глазах. В надежде выстоять и покрыть растущий дефицит бюджета саудиты влезают в долги и отчаянно тратят госрезервы – с августа 2014 года по минувший октябрь они, по данным Saudi Arabian Monetary Agency, сократились на $96 млрд – до $644 млрд.
Похожие примеры есть и на постсоветском пространстве. Обменный курс киргизского сома уже почти два года поддерживают регулярные интервенции, что стоило Центробанку нескольких сотен миллионов долларов: с января 2014 по январь 2015-го госрезервы республики сократились с $2,2 млрд до $1,8 млрд. Это позволило избежать мгновенного обрушения валюты, но не предотвратило ее существенного ослабления.
Для большинства других стран СНГ, зависимых либо от цен на энергоносители, либо от экономики России (как главного торгового партнера и рынка для трудовых мигрантов), такой вариант курсовой политики выглядит неоправданно дорогим. Но и решительный отказ от поддержки собственной валюты заставляет нервничать: девальвация создает колоссальный стресс для экономики, лишает бизнес стимулов инвестировать и работать, обесценивает накопления граждан, ускоряет инфляцию. Она же подрывает доверие населения к собственной валюте (если оно было) и к правительству (что не критично для подавляющего большинства постсоветских режимов, но в целом довольно неприятно).
Двусмысленность положения может служить косвенным объяснением, почему власти до последнего пытаются отрицать вероятность девальвации, отсрочить ее, а когда она фактически происходит, – реагировать на нее порой самым обескураживающим образом. Если не брать в расчет культурные различия в методах госуправления Молдавии, Армении или, скажем, Узбекистана, принципы борьбы с валютным кризисом и поиск виноватых протекают по общему сценарию в большинстве стран, объединенных советским прошлым. Известно, как девальвация происходит в России. Как ее переживают соседи?
Что происходит до?
Непосредственно перед обвалом, как правило, царит оптимизм и уверенность в собственных силах. Обещания о недопустимости девальвации любят раздавать не только в России, это происходит на всем постсоветском пространстве.
«Экономика Азербайджана развивается стабильно, и ей не грозит финансовый кризис», – заявил в конце лета член парламентской комиссии по экономической политике Вахид Ахмедов. По данным Государственного таможенного комитета Азербайджана на начало года, доля углеводородов в экспорте страны доходит до 86% (по другим сведениям, не менее 90%). Тем не менее руководство республики не торопилось с переходом к плавающему курсу, даже когда цены на нефть падали ниже $50 за баррель. Не так давно президент Азербайджана Ильхам Алиев заявил, что его стране удалось «избежать “голландского синдрома”». Из прозвучавших планов – дальнейшая диверсификация, оптимизация (госрасходов) и консолидация (бюджета). Только не девальвация.
Что произошло с валютами стран СНГ после того как рубль отпустили
Нечто подобное происходило в Казахстане, где Кайрат Келимбетов, до недавнего времени глава Нацбанка, не уставал повторять, что «никакой одномоментной, шоковой девальвации не будет». Вес официальному мнению о беспочвенности девальвационных ожиданий в Азербайджане добавляли «осведомленные источники» и независимые эксперты. В последней роли выступил, например, глава миссии МВФ по Азербайджану Раджа Альмарзоги, летом заявивший о полном отсутствии «обеспокоенности в связи с будущим курсом маната».
Что происходит во время?
Это очевидно – паника. Население пытается как можно быстрее избавиться от наличности, обратив ее в доллар либо в товар. Торговля тем временем замирает, производя экстренную переоценку ассортимента. В молдавской столице во время девальвации лея в феврале этого года, которая быстро вышла из-под контроля властей, кишиневским магазинам приходилось закрывать и открывать двери для покупателей по нескольку раз в течение дня – так стремительно менялись цены.
Slon.Ru, 23.12.2015
